предупреждение: имеется частичное AU, навеянное симптомами синдрома. В процессе опиралась на найденную информацию и поэтому не совсем уверена в правильности "использования" синдрома. Потому что найти можно информацию разную и по-разному написанную... Время действия - до смерти Савады и назначения Мукуро шпионом.
Три стальных шипа слишком близко от лица, их движение почти задело кожу. Скрежет металла, по два шага назад с каждой стороны. Мукуро лениво перекинул трезубец из одной руки в другую. - Ку-фу-фу, Кёя-кун, ты сегодня такой медленный. Хибари тряхнул головой. В последний момент вскинул руки, чтобы тонфа перехватили оружие Рокудо. Движения отдавались болью – не очень сильно, но иногда и такого достаточно. Усталость имеет обыкновение накапливаться. Свист рассекаемого воздуха, удары металла о металл, шипение сквозь зубы и смех. Привычные звуки. В какой-то момент противники замерли вплотную друг к другу, случайно заблокировав самих себя. За те несколько секунд, пока каждый думал, как действовать дальше, не позволив при этом противнику нанести удар, Мукуро успел присмотреться к Хибари. - Кёя-кун, я этого не делал, ты мне изменяешь? Воротник не застегнутой до конца фиолетовой рубашки распахнулся, позволяя увидеть край постепенно пропитывающейся свежей кровью повязки и несколько синяков. У Кёи нервно дернулся уголок губ. Вопрос был вполне закономерен – единственным человеком, способным так сильно задеть главу дисциплинарного комитета, был его «коллега». И появление новых ран могло означать лишь то, что у хранителя облака появился новый интересный противник. Хибари усмехнулся и отшатнулся от иллюзиониста, тут же нанеся резкий удар и получив то же самое в ответ. Проблема заключалась в том, что Мукуро действительно был единственным.
- Поручить это придется Рокудо. Юный босс семьи Вонгола поднял взгляд на своих хранителей. Гокудера, как обычно, говорил о том, что нет никакой необходимости просить о чем-то этого маньяка, что он – правая рука Десятого – и сам справится. Тсуна поморщился. Порыв Хаято был вполне благородным, но от этого он не становился менее глупым и бесполезным. - Гокудера-кун, пожалуйста, успокойся. Это работа для иллюзиониста, ты же можешь серьезно пострадать. Хибари-сан, вы бы не могли… Тсуна замолчал, почти виновато глядя на хранителя. Кёя окинул его холодным взглядом и кивнул, всем своим видом показывая, что «босс» должен быть крайне благодарен за подобное одолжение и за то, что он Тсуну вообще услышал. Савада чуть заметно поклонился, Гокудера зашипел что-то нецензурное. Подрывник считал, что любой член семьи должен беспрекословно подчиняться боссу. Хаято спасло только то, что, когда Кея повернулся к нему, итальянца в помещении уже не было. Подобное происходило уже не раз, и после первых же шипящих звуков, явно подслушанных Гокудерой у другого хранителя урагана, Такеши вытолкнул подрывника в соседнюю комнату, возле двери в которую они с ним так удачно стояли. Хибари несколько секунд смотрел на улыбающегося мечника, потом усмехнулся и, ни с кем не прощаясь, вышел в коридор. Хиберд у него на плече пронзительно запищал, и Кея погладил его кончиками пальцев. Так уж сложилось, что связаться с Мукуро мог только Хибари. Тюрьма делала сознание иллюзиониста все более неустойчивым. Рокудо все так же виртуозно владел оружием, мог создать любую иллюзию или подчинить себе другого человека. Но он уже не мог полностью контролировать самого себя. Ведь тело по-прежнему находилось в огромное колбе и уже начинало забывать, как это – существовать. Тем более – жить. Сознание Мукуро никогда не было ограничено оболочкой, но полностью разорвать связь между ними все же было невозможно, ведь единственный способ сделать подобное – умереть. Но с каждым годом связь становилась все более хрупкой. Тело медленно умирало, сознание отдалялось от него. Иллюзии становились все более реальными, а смех – истерическим. Хранители просто боялись приближаться к иллюзионисту, а Рокудо не выходил с ними на контакт. Остальным членам семьи не положено было знать, где находится Мукуро – пусть это и было лишь очередное ничего не значащее для него тело, исковерканное иллюзией. А находился хранитель тумана в свободное время все в тех же развалинах. Осколки стекла хрустели под подошвами дорогих ботинок, превращаясь в колючую пыль, когда Хибари шел по асфальту дорожки к слишком знакомому зданию. Маршрут был знаком и выучен до последнего шага. Кея был единственным, кого Мукуро подпускал к себе. Не считая Хром, но контакт с ней самой был потерян еще раньше. С новоприобретенной варийской мелочью связи не было изначально. Семьдесят две ступеньки. Темный зал, диван у окна. И очерченный белым светом силуэт – устало опущенные плечи, торчащие в разные стороны пряди волос. Несколько мгновений спустя тишину разорвал шорох темной ткани, и Кёя увидел разноцветные глаза иллюзиониста в нескольких сантиметрах от своих собственных. Мукуро пересек зал слишком быстро и теперь стоял вплотную к Хибари. Тихий смешок обжег кожу Кёи дыханием с отчетливым привкусом смерти. - Кёя-кун, ты снова пришел. Я скучал. - Я по делу. - Ах, какой ты равнодушный. Хорошо. Мы же знаем, что ты все равно так просто не уйдешь, верно? Верно, они знали. Кёя покинул «опасную зону» - авторы этой таблички даже не предполагали, насколько правы они были, - только поздно вечером. Сегодня Кея хромал даже сильнее, чем обычно. Видимо, усталость продолжала накапливаться. Или Мукуро так сильно был рад его видеть.
Иллюзиониста не было две недели. Вернувшись, первым он навестил Хибари. - Конец отчета. Передай это Тсунаеши и напомни о том, что он должен беречь свое тело. И чуть не забыл. Прости, что пришел только сейчас. Я вернулся утром, но позволил себе собраться с силами перед визитом. Знаешь, я очень устал и очень хочу залить свою усталость кровью. А твоя, все-таки, вкуснее всего, что я пробовал. Кёя покачнулся и упал на колени, позволяя трезубцу вонзится в стену у него над головой, так и не достигнув цели. Пока Мукуро выдергивал оружие, Хибари отполз в сторону – по-другому он перемещаться сейчас не мог, ведь был зажат на полу между стеной и иллюзионистом. Поднялся на ноги. Сквозь фиолетовую рубашку проступали пятна крови. Рокудо наклонил голову к плечу: - Ты снова изменяешь мне? Отвечать было бесполезно. Несколько ударов, и Кёя снова оказался прижатым к стене, на сей раз он не успел увернуться. Иллюзионист стянул рубашку с левого плеча хранителя и замер, рассматривая покрасневшие бинты. - Это был кто-то очень сильный, верно? - Да. Очень. Трезубец взвился, и в плечо чуть правее совсем свежей раны вонзились длинные шипы. Хибари рыкнул сквозь зубы. Мукуро мягко улыбнулся. - Ну вот, теперь мне не будет так обидно, мой милый Кёя-кун. Рокудо подался вперед и чуть ощутимо прикоснулся губами к разбитым губам Кёи. А мгновение спустя задохнулся, когда удар тонфа отшвырнул его назад. Еще один хлестнул по диагонали – сверху вниз. И контрольный ногой в живот. Иллюзионист попытался опереться о свой трезубец, но пальцы проскользнули по окровавленной рукояти, и Мукуро все-таки упал, откинувшись на спину. Ему сегодня уже досталось. Кёя тоже упал. На колени – одна нога справа от лежащего Мукуро, другая опустилась ему на живот, прижимая Рокудо к полу. Иллюзионист вздохнул, глядя на нависшего над ним мужчину. Синий глаз был скрыт рассыпавшимися по лицу волосами. А черная точка зрачка, обрамленная красной радужкой, дрожала, то сжимаясь, то расширяясь и почти закрывая собой алый цвет. Кея протянул руку и опустил ладонь на лицо Мукуро, закрывая глаза. - Ты перестарался на последнем задании. Не позволяй себе такого, травоядное. - Это ничего не значит для того, кто прошел все круги ада. Ку-фу-фу, ты тоже не хочешь видеть след, оставленный ими? Чуть дрожащие пальцы сжали запястье Кёи, но тот лишь сильнее надавил, не позволяя иллюзионисту убрать его руку от лица. Мукуро зашелся новым приступом смеха: - Тебя тоже пугают цифры? Хибари наклонился и поцеловал Рокудо. Ничего особенного. Во-первых, он очень хотел, чтобы иллюзионист замолчал. А во-вторых… Двум безумным хищникам сложно выжить в этом мире. Очень просто существовать, ведь все мешающие погибают мгновенно. Но так тяжело дышать пыльным воздухом без привкуса крови, когда держаться больше нет сил. Когда так хочется выплеснуть все свою злость и давящую изнутри на грудную клетку силу. У них обоих было слишком много силы. Почему бы не утопить ее друг в друге. Чтобы пальцы дрожали и уже не могли сжимать оружие. И плевать не серый воздух. Поцелуи со вкусом крови заменяли его. Да, они ненавидели друг друга. Но ненависть – это измененная любовь. А ненавидели они восторженно, верно и трепетно, наслаждаясь холодной злостью и близостью по-настоящему достойного противника, дающего еще одну маленькую цель в жизни – превзойти. Хибари не убирал руку от лица Мукуро. Потому что он боялся болезни иллюзиониста. Эгоистично боялся, что сам Рокудо заметит ее. А если кто-то сможет вылечить убийцу, станет еще хуже, во многие разы. Свежая рана отвечала болью на любое движение. Раны, полученные утром, пачкали одежду кровью, вторя ей. Просто Мукуро уже приходил к Кёе сразу же после возвращения. Как хорошо, когда дома все уже выучили установленные правила и никогда не задают глупых вопросов даже мысленно.
- Знаешь, Хибари … Спасибо, что занимаешься этим. Мужчина поднял взгляд на сидящего напротив него Саваду. Десятый очень редко говорил с ним так, просто на «ты». Но сегодня Тсунаеши жестко улыбался и рассматривал красные пятна на своем пиджаке, а в глубине зрачков еще тлело беспощадное пламя. Сегодня у Савады был трудный день. Сегодня Хибари называл его своим боссом. - Чем? - Что… заботишься о Рокудо. Он нам очень нужен сейчас. И он, и его безумие. - Не думайте, босс, что я делаю это ради вас и семьи. Я всегда делаю только то, что хочу, я не нуждаюсь в вашей благодарности. - Я знаю. Но я тоже делаю только то, что хочу. И поэтому будь добр выслушать то, что я хочу сказать. Спасибо тебе. - Хорошо. Это все? - Да. - Тогда позвольте мне идти. - Иди. В коридоре Хибари столкнулся с Сасагавой. Кёя уже прошел мимо, когда услышал голос Рехея: - И все-таки мы должны что-то сделать с ним. Если уж он находится в тюрьме, и мы не можем вылечить его… Тонфа оборвали фразу. Рехей захрипел. - Ты же не сделаешь ничего лишнего, верно? - Ес… тественно… Сасагава не боялся Кёю. Просто он очень не любил кашлять кровью. Да и Десятый уже запретил хранителям что-либо делать. Савада всегда считал, что больной иллюзионист гораздо полезнее. Тот, кто прошел все круги ада, уже не боится ничего. И страх не мешает ему работать. А кольца ада не могут уцепиться за сомнения и опасения и сожрать хозяина – разве может тот, кто уже был в преисподней, сомневаться в своем праве обладать подобными вещами? Нормальным Рокудо все равно никогда не был. И кому какая разница, что ад их всех еще только ждет, а в глубине красного зрачка нет никаких цифр. Просто ложные воспоминания больного сознания. Сказки собственного сочинения. А Кёя просто следил за тем, чтобы никто не сказал об этом его Мукуро. У каждого есть что-то, в чем он тонет, спасая себя. Сам Хибари жил по правилам и ради них, а правила запрещают сходить с ума и слишком много думать. И он почти держался. А Рокудо держался за ад, который он создал сам для себя. Потому что такой человек, как он, не смог бы держаться только за годы экспериментов и месяцы, проведенные в психиатрических больницах. Такому человеку проще и полезнее верить в ад. А еще два хищника держались друг за друга. Хибари не мог оставить иллюзиониста, пусть ему и приходилось так часто заливать усталость убийцы своей кровью по несколько раз вместо одного. Мукуро был нужен Кёе гораздо больше, чем обычная красная жидкость, которую в любой момент могли вернуть врачи и солнце.
Заказчик доволен, потому что ему жутко понравилось. Есть только одно маленькое "но", хотя об этом надо еще почитать: даже если бы Мукуро и сказали о болезни, неужели бы он не забыл о ней через пару часов, или после того, как отключился от тела медиума? Ну это мелочи. Спасибо. **
Dreamlandy уф рад был стараться ^^ даже если бы Мукуро и сказали о болезни, неужели бы он не забыл о ней через пару часов, или после того, как отключился от тела медиума? хм, мда, можно было бы и уточнить это в тексте, что-то я не подумал. Вернее, наоборот - только подумал. От тела медиума болезнь, как мне думается, не зависит - это же болезнь самого Мукуро, а не временного тела. А забыть-то он, может, и забудет. Но кто его знает, что именно он забудет. Да и он же и без синдрома больной, никто не знает, чем закончится для расшатанной психики подобное открытие - забытые причины не спасут от последствий. Ну и просто "А кто его знает?" Лучше лишний раз перестраховаться, верно?
А ненавидели они восторженно, верно и трепетно, наслаждаясь холодной злостью и близостью по-настоящему достойного противника, дающего еще одну маленькую цель в жизни – превзойти. Белиссимо.
В процессе опиралась на найденную информацию и поэтому не совсем уверена в правильности "использования" синдрома. Потому что найти можно информацию разную и по-разному написанную...
Время действия - до смерти Савады и назначения Мукуро шпионом.
Три стальных шипа слишком близко от лица, их движение почти задело кожу. Скрежет металла, по два шага назад с каждой стороны. Мукуро лениво перекинул трезубец из одной руки в другую.
- Ку-фу-фу, Кёя-кун, ты сегодня такой медленный.
Хибари тряхнул головой. В последний момент вскинул руки, чтобы тонфа перехватили оружие Рокудо. Движения отдавались болью – не очень сильно, но иногда и такого достаточно. Усталость имеет обыкновение накапливаться.
Свист рассекаемого воздуха, удары металла о металл, шипение сквозь зубы и смех. Привычные звуки. В какой-то момент противники замерли вплотную друг к другу, случайно заблокировав самих себя. За те несколько секунд, пока каждый думал, как действовать дальше, не позволив при этом противнику нанести удар, Мукуро успел присмотреться к Хибари.
- Кёя-кун, я этого не делал, ты мне изменяешь?
Воротник не застегнутой до конца фиолетовой рубашки распахнулся, позволяя увидеть край постепенно пропитывающейся свежей кровью повязки и несколько синяков. У Кёи нервно дернулся уголок губ. Вопрос был вполне закономерен – единственным человеком, способным так сильно задеть главу дисциплинарного комитета, был его «коллега». И появление новых ран могло означать лишь то, что у хранителя облака появился новый интересный противник. Хибари усмехнулся и отшатнулся от иллюзиониста, тут же нанеся резкий удар и получив то же самое в ответ.
Проблема заключалась в том, что Мукуро действительно был единственным.
- Поручить это придется Рокудо.
Юный босс семьи Вонгола поднял взгляд на своих хранителей. Гокудера, как обычно, говорил о том, что нет никакой необходимости просить о чем-то этого маньяка, что он – правая рука Десятого – и сам справится. Тсуна поморщился. Порыв Хаято был вполне благородным, но от этого он не становился менее глупым и бесполезным.
- Гокудера-кун, пожалуйста, успокойся. Это работа для иллюзиониста, ты же можешь серьезно пострадать. Хибари-сан, вы бы не могли…
Тсуна замолчал, почти виновато глядя на хранителя. Кёя окинул его холодным взглядом и кивнул, всем своим видом показывая, что «босс» должен быть крайне благодарен за подобное одолжение и за то, что он Тсуну вообще услышал. Савада чуть заметно поклонился, Гокудера зашипел что-то нецензурное. Подрывник считал, что любой член семьи должен беспрекословно подчиняться боссу. Хаято спасло только то, что, когда Кея повернулся к нему, итальянца в помещении уже не было. Подобное происходило уже не раз, и после первых же шипящих звуков, явно подслушанных Гокудерой у другого хранителя урагана, Такеши вытолкнул подрывника в соседнюю комнату, возле двери в которую они с ним так удачно стояли. Хибари несколько секунд смотрел на улыбающегося мечника, потом усмехнулся и, ни с кем не прощаясь, вышел в коридор. Хиберд у него на плече пронзительно запищал, и Кея погладил его кончиками пальцев.
Так уж сложилось, что связаться с Мукуро мог только Хибари. Тюрьма делала сознание иллюзиониста все более неустойчивым. Рокудо все так же виртуозно владел оружием, мог создать любую иллюзию или подчинить себе другого человека. Но он уже не мог полностью контролировать самого себя. Ведь тело по-прежнему находилось в огромное колбе и уже начинало забывать, как это – существовать. Тем более – жить. Сознание Мукуро никогда не было ограничено оболочкой, но полностью разорвать связь между ними все же было невозможно, ведь единственный способ сделать подобное – умереть.
Но с каждым годом связь становилась все более хрупкой. Тело медленно умирало, сознание отдалялось от него. Иллюзии становились все более реальными, а смех – истерическим. Хранители просто боялись приближаться к иллюзионисту, а Рокудо не выходил с ними на контакт. Остальным членам семьи не положено было знать, где находится Мукуро – пусть это и было лишь очередное ничего не значащее для него тело, исковерканное иллюзией.
А находился хранитель тумана в свободное время все в тех же развалинах. Осколки стекла хрустели под подошвами дорогих ботинок, превращаясь в колючую пыль, когда Хибари шел по асфальту дорожки к слишком знакомому зданию. Маршрут был знаком и выучен до последнего шага. Кея был единственным, кого Мукуро подпускал к себе. Не считая Хром, но контакт с ней самой был потерян еще раньше. С новоприобретенной варийской мелочью связи не было изначально.
Семьдесят две ступеньки. Темный зал, диван у окна. И очерченный белым светом силуэт – устало опущенные плечи, торчащие в разные стороны пряди волос. Несколько мгновений спустя тишину разорвал шорох темной ткани, и Кёя увидел разноцветные глаза иллюзиониста в нескольких сантиметрах от своих собственных. Мукуро пересек зал слишком быстро и теперь стоял вплотную к Хибари. Тихий смешок обжег кожу Кёи дыханием с отчетливым привкусом смерти.
- Кёя-кун, ты снова пришел. Я скучал.
- Я по делу.
- Ах, какой ты равнодушный. Хорошо. Мы же знаем, что ты все равно так просто не уйдешь, верно?
Верно, они знали. Кёя покинул «опасную зону» - авторы этой таблички даже не предполагали, насколько правы они были, - только поздно вечером. Сегодня Кея хромал даже сильнее, чем обычно. Видимо, усталость продолжала накапливаться. Или Мукуро так сильно был рад его видеть.
Иллюзиониста не было две недели. Вернувшись, первым он навестил Хибари.
- Конец отчета. Передай это Тсунаеши и напомни о том, что он должен беречь свое тело. И чуть не забыл. Прости, что пришел только сейчас. Я вернулся утром, но позволил себе собраться с силами перед визитом. Знаешь, я очень устал и очень хочу залить свою усталость кровью. А твоя, все-таки, вкуснее всего, что я пробовал.
Кёя покачнулся и упал на колени, позволяя трезубцу вонзится в стену у него над головой, так и не достигнув цели. Пока Мукуро выдергивал оружие, Хибари отполз в сторону – по-другому он перемещаться сейчас не мог, ведь был зажат на полу между стеной и иллюзионистом. Поднялся на ноги. Сквозь фиолетовую рубашку проступали пятна крови. Рокудо наклонил голову к плечу:
- Ты снова изменяешь мне?
Отвечать было бесполезно. Несколько ударов, и Кёя снова оказался прижатым к стене, на сей раз он не успел увернуться. Иллюзионист стянул рубашку с левого плеча хранителя и замер, рассматривая покрасневшие бинты.
- Это был кто-то очень сильный, верно?
- Да. Очень.
Трезубец взвился, и в плечо чуть правее совсем свежей раны вонзились длинные шипы. Хибари рыкнул сквозь зубы. Мукуро мягко улыбнулся.
- Ну вот, теперь мне не будет так обидно, мой милый Кёя-кун.
Рокудо подался вперед и чуть ощутимо прикоснулся губами к разбитым губам Кёи. А мгновение спустя задохнулся, когда удар тонфа отшвырнул его назад. Еще один хлестнул по диагонали – сверху вниз. И контрольный ногой в живот. Иллюзионист попытался опереться о свой трезубец, но пальцы проскользнули по окровавленной рукояти, и Мукуро все-таки упал, откинувшись на спину. Ему сегодня уже досталось. Кёя тоже упал. На колени – одна нога справа от лежащего Мукуро, другая опустилась ему на живот, прижимая Рокудо к полу. Иллюзионист вздохнул, глядя на нависшего над ним мужчину. Синий глаз был скрыт рассыпавшимися по лицу волосами. А черная точка зрачка, обрамленная красной радужкой, дрожала, то сжимаясь, то расширяясь и почти закрывая собой алый цвет. Кея протянул руку и опустил ладонь на лицо Мукуро, закрывая глаза.
- Ты перестарался на последнем задании. Не позволяй себе такого, травоядное.
- Это ничего не значит для того, кто прошел все круги ада. Ку-фу-фу, ты тоже не хочешь видеть след, оставленный ими?
Чуть дрожащие пальцы сжали запястье Кёи, но тот лишь сильнее надавил, не позволяя иллюзионисту убрать его руку от лица. Мукуро зашелся новым приступом смеха:
- Тебя тоже пугают цифры?
Хибари наклонился и поцеловал Рокудо. Ничего особенного. Во-первых, он очень хотел, чтобы иллюзионист замолчал. А во-вторых…
Двум безумным хищникам сложно выжить в этом мире. Очень просто существовать, ведь все мешающие погибают мгновенно. Но так тяжело дышать пыльным воздухом без привкуса крови, когда держаться больше нет сил. Когда так хочется выплеснуть все свою злость и давящую изнутри на грудную клетку силу. У них обоих было слишком много силы. Почему бы не утопить ее друг в друге. Чтобы пальцы дрожали и уже не могли сжимать оружие. И плевать не серый воздух. Поцелуи со вкусом крови заменяли его. Да, они ненавидели друг друга. Но ненависть – это измененная любовь. А ненавидели они восторженно, верно и трепетно, наслаждаясь холодной злостью и близостью по-настоящему достойного противника, дающего еще одну маленькую цель в жизни – превзойти.
Хибари не убирал руку от лица Мукуро. Потому что он боялся болезни иллюзиониста. Эгоистично боялся, что сам Рокудо заметит ее. А если кто-то сможет вылечить убийцу, станет еще хуже, во многие разы.
Свежая рана отвечала болью на любое движение. Раны, полученные утром, пачкали одежду кровью, вторя ей. Просто Мукуро уже приходил к Кёе сразу же после возвращения.
Как хорошо, когда дома все уже выучили установленные правила и никогда не задают глупых вопросов даже мысленно.
Мужчина поднял взгляд на сидящего напротив него Саваду. Десятый очень редко говорил с ним так, просто на «ты». Но сегодня Тсунаеши жестко улыбался и рассматривал красные пятна на своем пиджаке, а в глубине зрачков еще тлело беспощадное пламя. Сегодня у Савады был трудный день. Сегодня Хибари называл его своим боссом.
- Чем?
- Что… заботишься о Рокудо. Он нам очень нужен сейчас. И он, и его безумие.
- Не думайте, босс, что я делаю это ради вас и семьи. Я всегда делаю только то, что хочу, я не нуждаюсь в вашей благодарности.
- Я знаю. Но я тоже делаю только то, что хочу. И поэтому будь добр выслушать то, что я хочу сказать. Спасибо тебе.
- Хорошо. Это все?
- Да.
- Тогда позвольте мне идти.
- Иди.
В коридоре Хибари столкнулся с Сасагавой. Кёя уже прошел мимо, когда услышал голос Рехея:
- И все-таки мы должны что-то сделать с ним. Если уж он находится в тюрьме, и мы не можем вылечить его…
Тонфа оборвали фразу. Рехей захрипел.
- Ты же не сделаешь ничего лишнего, верно?
- Ес… тественно…
Сасагава не боялся Кёю. Просто он очень не любил кашлять кровью.
Да и Десятый уже запретил хранителям что-либо делать. Савада всегда считал, что больной иллюзионист гораздо полезнее. Тот, кто прошел все круги ада, уже не боится ничего. И страх не мешает ему работать. А кольца ада не могут уцепиться за сомнения и опасения и сожрать хозяина – разве может тот, кто уже был в преисподней, сомневаться в своем праве обладать подобными вещами? Нормальным Рокудо все равно никогда не был.
И кому какая разница, что ад их всех еще только ждет, а в глубине красного зрачка нет никаких цифр. Просто ложные воспоминания больного сознания. Сказки собственного сочинения.
А Кёя просто следил за тем, чтобы никто не сказал об этом его Мукуро. У каждого есть что-то, в чем он тонет, спасая себя. Сам Хибари жил по правилам и ради них, а правила запрещают сходить с ума и слишком много думать. И он почти держался. А Рокудо держался за ад, который он создал сам для себя. Потому что такой человек, как он, не смог бы держаться только за годы экспериментов и месяцы, проведенные в психиатрических больницах. Такому человеку проще и полезнее верить в ад.
А еще два хищника держались друг за друга. Хибари не мог оставить иллюзиониста, пусть ему и приходилось так часто заливать усталость убийцы своей кровью по несколько раз вместо одного. Мукуро был нужен Кёе гораздо больше, чем обычная красная жидкость, которую в любой момент могли вернуть врачи и солнце.
спасибо автор, оно задело за живое
пробегающий мимо читатель
Есть только одно маленькое "но", хотя об этом надо еще почитать: даже если бы Мукуро и сказали о болезни, неужели бы он не забыл о ней через пару часов, или после того, как отключился от тела медиума? Ну это мелочи. Спасибо. **
пожалуйста ^^
я рад, что задело...
Dreamlandy
уфрад был стараться ^^
даже если бы Мукуро и сказали о болезни, неужели бы он не забыл о ней через пару часов, или после того, как отключился от тела медиума?
хм, мда, можно было бы и уточнить это в тексте, что-то я не подумал. Вернее, наоборот - только подумал.
От тела медиума болезнь, как мне думается, не зависит - это же болезнь самого Мукуро, а не временного тела. А забыть-то он, может, и забудет. Но кто его знает, что именно он забудет. Да и он же и без синдрома больной, никто не знает, чем закончится для расшатанной психики подобное открытие - забытые причины не спасут от последствий. Ну и просто "А кто его знает?" Лучше лишний раз перестраховаться, верно?
(автор)
Белиссимо.
автор, оно великолепно. мое вам обожание.
откройтесь в у-мыл, а?И я в восторге от идеи.
Автор, вы откроетесь?*интересно, я угадаю?..*
Не буду оригинальной хD большое вам спасибо за такой шикарный фик)